Собачья смерть

Хилл изображал мелкого торговца, Эвелин – его служанку. Капитан, сын кирпичного фабриканта, родился в России, закончил гимназию в Петербурге, но по-русски говорил с легким акцентом. Поэтому документы у него были на имя Георга Бермана, эстляндского немца.

– Костя! – крикнул Джордж, раскрывая объятья, как это сделал бы туземец, встречая приятеля. – Ну наконец-то!

– Не советую, от меня пахнет помойкой, – ответил Рейли по-английски, отстраняясь. Лицедействовать было не перед кем. – Ну и рожа у вас, Хилл.

Капитан тоже перестал бриться две недели назад, но волосы у него росли хуже, чем у Сиднея, и щетина вылезла неровная, клоунски рыжая.

– Вы бы на себя посмотрели, – обиделся Джордж. – Похожи на конокрада.

Умница Эвелин уже несла тазик, горячий самовар – не пить чай, а разбавлять холодную воду.

Пока Рейли мылся и обтирался, а потом приводил себя в более или менее цивилизованный вид, коллега делал ему update по событиям, произошедшим за время отсутствия лейтенанта. Тот ездил на четыре дня в Петроград, передать коммандеру отчет, но так с Кроми и не встретился – его неуклюже, но неотступно пасли чекистские филеры, причем бравый моряк этого, кажется, не замечал. Пришлось передать депешу через привратника, вместе с припиской о слежке. Впрочем ничего особенного в том, что питерская Чрезвычайка бдит за британским атташе, не было.