Иранская мина

– Я понимаю ваш сарказм, Мишель, – кивнул журналист. – Франция продержалась против этой армии совсем недолго, но, может, в этом есть мудрость ее политики? Цивилизованной политики! Ведь даже не вся моя страна оккупирована, промышленность работает, рабочие получают зарплату, имеют средства к существованию, работают учебные заведения. В Советском Союзе же все разрушено, все горит и гибнут миллионы. Вы чувствуете разницу?

Сосновский не успел ответить – в разговор вмешался Жак Шарбонно. Журналист был сильно навеселе и заговорил, покачивая головой и ехидно улыбаясь:

– Знаешь, я тоже патриот своей родины, и я тоже ненавижу нацистов. Но твоя философия звучит как-то не очень красиво. Как в пацифистской воскресной школе. Значит, благословим тех, кто сдался и мирно живет под пятой вражеского солдата, а тех, кто сражается и не приемлет власти оккупантов на своей земле, мы будем порицать.

– Ах, я говорю совсем не о том, Жак, – недовольно поморщился француз. – Всегда ты передергиваешь понятия и смысл моих слов.