Николай Ежов и советские спецслужбы

К тому времени наш герой женился на Антонине Алексеевне Титовой, дочери сельского портного. Она родилась в 1897 году в селе Кукмор Казанской губернии. В 1917 году Антонина была студенткой естественного отделения физико-математического факультета Казанского университета, но образование тогда завершить не успела, окунулась в революцию и в 1918 году вступила в партию большевиков. Как и муж, она тоже стала партаппаратчицей, но рангом пониже – работала техническим секретарём одного из райкомов Казани[27].

Аппаратная работа – это то, к чему Николай Иванович чувствовал настоящее призвание. Он был выдающимся бюрократом. Те, кто знал Ежова по Казани, запомнили его исполнительность и безотказность в выполнении любых поручений начальства. Николая Ивановича заметили и быстро продвигали вверх по партийной вертикали. В августе 1921 года он получил отпуск и путевку в один из санаториев Москвы для лечения. Затем по рекомендации ЦК партии Ежов был помещен в Кремлевскую больницу с 18 января по 13 февраля 1922 года для излечения колита, анемии и катара легких[28]. А 15 февраля его назначили ответственным секретарём Марийского обкома партии. Как видно, решили: человек уже работал в Поволжье, в национальном регионе, так что и в проблемах Марийской автономии разберётся. Однако Марийскую парторганизацию сотрясали распри между русскими и марийцами. Ежову не удалось погасить конфликт. 15 марта он прибыл в Красно-Кокшайск (ныне Йошкар-Ола), а уже 14 сентября был отозван в отпуск и более в Мари-Эл не вернулся. Дело в том, что избрали его секретарем только при повторном голосовании. А председатель Марийского облисполкома Иван Петрович Петров обвинил Ежова в том, что он относился к марийскому языку и культуре как к «национальному шовинизму»[29]. Однако неудачу в деле примирения русских и марийских коммунистов Ежову не поставили в вину. Сам же он не горел желанием вернуться в Краснококшайск. В одном из писем он жаловался: «…живу понимаеш-ли ты как «черт» – как таракан на горячей сковородке верчусь, делов до черта, а толку кажется мало. – Дыра скажу тебе здесь, так уж такой дыры не сыщеш наверное во всей РСФСР. Уж подлинно медвежий угол – ведь Красно-Кокшайск (б. Царевококшайск) ты только подумай! Вот черт возьми и позавидуешь Вам – все можно сказать блага культуры у вас под руками, а тут… э да ну ее к черту уж видно «долюшка» такая. А по правде сказать, так основательно понадоели эти «бухтаномии» пора-бы и на завод. А что то о заводе за последнее время стал скучать основательно пора-бы пора и на отдых, а то совсем можно разложиться в такой обстановочке»[30]. Он вновь попросился в отпуск в октябре 1922 года, мотивируя это тем, что болен «чуть ли не 7 видами болезней».