Разграбленный город

– А вы сами останетесь? – спросила она.

Он снова рассмеялся – возможно, смех был для него единственным возможным ответом на происходящее в жизни; но ей впервые пришло в голову, что, возможно, это смех человека не вполне психически здорового.

– Вы можете здесь остаться? – серьезно спросил Дэвид. – Это безопасно?

Кляйн пожал плечами.

– Сомневаюсь. Прежние министры говорили мне: «Кляйн, ты еврей и жулик, сведи-ка нам бюджет» – и шутили со мной. Но новые люди уже не шутят. Когда я стану не нужен им, что со мной сделают?

– Вам бывает страшно? – спросила Гарриет.

– Постоянно, – рассмеялся Кляйн, взял Гарриет за руку и уставился на нее. – Возможно, вам не следует задерживаться тут слишком надолго.

Час спустя Кларенс всё еще сидел с ними, хотя после своей реплики при обсуждении суда над Дракером больше не произнес ни слова. Когда они покинули кафе, он пропустил Гая, Дэвида и Кляйна вперед и задержался, надеясь, что Гарриет пойдет рядом с ним. Они почти не виделись с тех пор, как на вечеринке в честь постановки «Троила и Крессиды» он предложил ей вместе вернуться в Англию, а она не восприняла его всерьез. Теперь, судя по всему, с дружбой было покончено, и тут оказалось, что Гарриет ее недостает. Пока все говорили наперебой, она обычно молчала: в отличие от Гая, она не любила выступать на публике. Однако наедине с кем-то она охотно разговаривала, а поскольку сама в детстве пережила развод родителей, то невольно сочувствовала Кларенсу, детство которого было ужасным. Ей не хотелось разделять его недоверие к миру. Она дразнила его, высмеивала, но вместе с тем симпатизировала ему. Теперь же чувствовала, что он обратил свое недоверие против нее. Кларенс винил ее в том, что она поощряла его, а потом отвергла. Возможно, так и было. Они молча прошли под каштанами, обходя крестьян, которые устроились здесь на ночь, и повернули на дорожку под благоухающими деревьями. Прохладный влажный воздух расцвечивали ароматы невидимых цветов.