Пожиратель ищет Белую сову

Начался месяц ухода из гнёзд молодых кайр. На берегу, куда Анипа продолжала тайком бегать за водорослями и мелкой рыбёшкой, всюду виднелись чёрно-белые тельца беспокойных птиц. Они жили на недоступной высоте скалистых утёсов, но Тулхи изредка приносил их продолговатые яйца. Недавно кайры, споря за удобные места для будущих гнёзд, оглашали побережье непрестанным гомоном – галдели так, что Анипе становилось дурно, – а сейчас поутихли. Их крики сменились рокотом осеннего наката.

– Ветер пахнет скорым холодом, – сказала Стулык.

Дни стали короче, ночи темнее и тише. Чаще дуло с моря, принося иссиня-чёрные тучи и грозя нагнать к берегу первые пластины хрупкого льда. Реже дуло из тундры, возвращая сухую погоду и позволяя аглюхтугмит готовиться к близкой зиме. Если ночью над стойбищем без устали моргали звёзды, утром из землянок никто не выходил – все знали, что дождевой ветер будет сильный, против него не устоять даже на четвереньках.

Анипа по утрам сучила нитки, носила с речки чистую воду, толкла глину с песком и ходила к Нанук лепить глиняные плошки, училась украшать их, прикладывая к сырым бортикам костяные лопатки. Затем одна или с Укуной убегала к Утиному озеру собирать последние дикоросы, а вечером садилась в большом спальном пологе и вместе с мамой чинила старую одежду. Переселившись в Нунавак, аглюхтугмит не встречались с оленными людьми и вынужденно берегли меховые рукавицы, верхние штаны, кухлянки, на каждую из которых ушло бы сразу две оленьи шкуры. Канульга, сидя на подогнутых ногах, работала молча, без радости или грусти. Не сразу отвечала дочери, если та обращалась к ней с вопросом, изредка застывала над подлатанным чулком и слепо смотрела на свои руки. Жирников не зажигали, оставались в потёмках. Анипа, глядя на маму, вспоминала других Белых сов и завидовала их счастливой жизни в годы, когда никто не знал о пожирателях.