Книга формы и пустоты

Насчет его интонаций, впрочем, она ошибалась. Сын не считал ее глупой и не издевался. Просто из-за непрерывного гомона вещей ему было трудно сосредоточить внимание на чем-то еще, и услышать себя самого среди этих голосов он мог, только медленно и тщательно произнося слова. Дома это не составляло большой проблемы, но в школе все было иначе. На уроках следовало быть внимательным, в этом смысл учебы, и учителя заставляли его снимать наушники, что усугубляло проблему. В отличие от Бенни голосам, казалось, нравилась школа, они получали удовольствие от учебы, и чем больше узнавали, тем больше им хотелось высказаться. Они даже начали немного зазнаваться. Они становились похожими на детей на первых партах, которые все время поднимают руку, пытаясь привлечь внимание учителя: «Я знаю! Я знаю! Вызовите меня!»

Особенно неприятным был урок математики, потому что цифры тоже обретали свой голос. Радуясь своей новообретенной способности, они выкрикивали свои имена через случайные промежутки времени, как раз в тот момент, когда учитель объяснял теорему Пифагора или когда Бенни пытался решать линейные уравнения. Цифры делали это не со зла. Они не хотели запутать его или сбить с толку. Они были просто возбуждены и жаждали общения, но их болтовня сводила Бенни с ума. Он изо всех сил старался сосредоточиться, но иногда ничего не оставалось, как закрыть глаза, опустить голову на парту и позволить цифрам завладеть его сознанием, как мощная волна уносит человека в бурное море.