Луна и шестипенсовик

– Женщин и в Лондоне достаточно, если захотеть, – сказал он. – Я не за этим приехал сюда.

Возвращаясь в Англию, я много думал о Стриклэнде. Я пытался привести в порядок то, что должен был сказать его жене. Итог получался неудовлетворительный, и я не мог надеяться, что она будет довольна мной. Я сам тоже не был доволен собой. Стриклэнд смущал меня. Я не понимал его побуждений. Когда я спросил его, откуда у него впервые явилась мысль о живописи, он или не умел, или не хотел объяснить мне. Я ничего не мог добиться. Я старался убедить себя, что смутное чувство протеста постепенно возрастало в его медленном уме, но тогда выступал неоспоримый факт, что он никогда не выражал ни малейшего нетерпения против монотонности своей жизни. Если бы, охваченный невыносимой тоской, он решил стать художником только затем, чтобы отделаться от тяготивших его уз, это было бы понятно и вполне обыкновенно. Но я чувствовал, что обыкновенное к нему неприложимо. Наконец, в силу своих романтических склонностей, я остановился на одном объяснении, хотя и сам считал его немного натянутым: оно одно в некотором смысле удовлетворяло меня. Я спрашивал себя: не было ли в его думе глубоко заложенного инстинкта творчества, затемненного условиями жизни; этот инстинкт неумолимо рос, как разрастается рак в живой ткани организма, пока, наконец, он не подчинил его всецело себе и не принудил действовать. Кукушка кладет свои яйца в чужое гнездо, птенец вырастает, он выталкивает своих названных братьев и разбивает приютившее его гнездо. Но как странно, что творческий инстинкт овладел этим тупым биржевым маклером на его погибель, может быть, и на горе всей его семьи! Однако не более странно, чем то стремление служить богу, которое охватывало иногда людей могущественных и богатых, преследуя их с непреклонной настойчивостью, пока, наконец, побежденные, они не оставляли счастливую жизнь среди людей и любовь женщин для сурового аскетизма пустынь. Обращение совершается в различных формах и ведет различными путями. У некоторых людей это происходит катастрофически, как разбивается камень на мелкие куски яростной силой потока; у других то же самое совершается постепенно, подобно медленному разрушению камня под неустанным падением капли воды. Стриклэнд обладал прямотой фанатика и лютостью апостола. Но моему практическому уму нужны были еще доказательства, что охватившая Стриклэнда страсть может быть оправдана ее творческой силой. Когда я спросил Стриклэнда, какого мнения были о его попытках в живописи его товарищи по работе на вечерних курсах в Лондоне, он ответил с усмешкой: