Десятый самозванец

– Ну ладно, – вздохнул слегка успокоившийся Василий. – Так Людмиле и скажу. Мол, Тимофей обещался вечером принести…

Акундинов, прямо с утра, доложившись дьяку, что живот у него прихватило, отпросился домой. Редькин, хоть и поворчал для приличия: «Часто, мол, болеть начал!», но отпустил. Тимофей же, тщательно пересчитав все двадцать тыщ копеечек, уложил их в кожаный мешок. Судя по весу, было тут примерно с полпуда…[6]

Зайдя в кабак на Неглинной, Тимофей поискал глазами цыгана или Федота, но, не нашел. Подойдя к целовальнику, спросил:

– А где, друзья-то мои?

Тот, даже не стал делать вид, что ничего не знает и, никого не помнит, сразу же провел парня в чистую половину, в ту, знакомую каморку…

– О, да кто к нам пришел? – радостно закричал Федот, распахнув объятья. – Да, никак, сам старший подьячий?

Цыган, сидевший тут же, спросил только:

– Долг принес?

Когда Тимофей выставил на стол мешок, уважительно сказал:

– О, ром, молодец! Вижу, долги свои честно отдаешь.

– Купчая, где? – протянул Тимофей руку. – Давай, купчую!