Путешественница

Макдью сделал глубокий вдох и в очередной, неизвестно какой раз попытался устроиться поудобнее и как-нибудь облегчить страдания, причиненные кандалами. Сами цепи даже не казались ему, могучему великану, особенно тяжелыми, однако при движении кандалы сильно натирали, и, больше того, он никак не мог развести руки перед собой шире чем на восемнадцать дюймов и хорошенько размять мышцы груди и спины. Тело немело, болело, и ему становилось чуть легче лишь во сне.

– Макдью, – тихо сказал кто-то почти ему на ухо. – Можно перемолвиться с тобой словом?

Открыв глаза, он обнаружил рядом с собой Ронни Сазерленда. В тусклом свете очага серьезное тонкое лицо товарища, казалось, напоминало лисью морду.

– Ронни, разумеется.

Он сел прямо, подтянул к себе цепи и полностью выкинул из головы раздумья о новом начальнике крепости.

В тот же вечер Джон Грей сел за письмо.

«Дорогая матушка!

Я благополучно прибыл к новому месту службы, по мне, оно достаточно удовлетворительно. Мой предшественник полковник Кварри (помните его, племянник герцога Кларенса) встретил меня весьма любезно и поведал о моих обязанностях. Мне выделили прекрасного слугу. Разумеется, многое тут, в Шотландии, мне внове, но полагаю этот опыт чрезвычайно полезным. На ужин мне подали местное блюдо, как объяснил мне слуга, под названием «хаггис». Я навел справки, и оказалось, что это бараний желудок, набитый смесью овсяной муки и мяса, приготовленного совершенно невыразимым образом. Меня попытались уверить, что это любимое здешнее лакомство, однако я отослал его обратно и попросил принести мне взамен обычное вареное седло ягненка. Сейчас, после своего первого – такого скромного – ужина на новом месте, я собираюсь отдохнуть от тягот долгого путешествия, которое я надеюсь описать вам в следующем письме; окружение же я опишу позднее, когда ознакомлюсь со всем подробнее и составлю собственное мнение».