Просчет невидимки

А Пашка смотрел на нее, перекатывая в руках округлые бока старого семейного бокала, и мягко так улыбался. Даже вроде как виновато. И девушка подняла на него глаза, пристально посмотрела и сказала:

– Паша, ты только не сердись, что я… угрюмая такая, ты же понимаешь…

– Да все я понимаю, – ответил Пашка. – Тебе одной сейчас нельзя оставаться, совсем нельзя, а то свихнешься. Знаешь, я буду к тебе каждый день приходить. Как доктор. Буду убеждаться, что ты в порядке, и уходить. Просто чтобы увидеть. Только вот… наверное, каждый день не получится, но я буду стараться. И, как только минутка выпадет, сразу приду. И лекарства буду приносить. Сладкие!

И Пашка улыбнулся обезоруживающей открытой улыбкой. И нельзя было устоять, чтобы не улыбнуться ему в ответ. Только улыбка у Алины получилась жалкая. Она это поняла, и ей сделалось очень стыдно, и тогда девушка прижалась к Пашкиной груди, уткнулась ему лицом в свитер и… заплакала. Горько, навзрыд, как когда-то плакала в детстве, когда соседская собака разорвала ее любимую куклу. Так Алина не плакала, наверное, с тех самых пор. А Пашка осторожно гладил ее по волосам и ничего не говорил. И не надо было говорить, просто Алине надо было выплакаться. Слишком много там внутри накопилось слез. Так много, что от них можно было сойти с ума.