Божья коровка

• «Божья коровка, полети на небко.
• Там твои детки кушают конфетки…»

Смерть пахла странно.

Не сырым духом свежей крови, вонью вспоротых кишок или дерьмом, пролившимся из расслабленного сфинктера – этих неизменных спутников войны и гибели. Лосев нанюхался их в достатке. Нет, резко воняло потом и мочой от давно немытого тела.

«Это почему? – подумал Николай. – К нам же “бэпэошка”[1] приезжала. Все помылись от души, форму поменяли и белье. Суток не прошло. Или я давно лежу? Госпиталь? Там пахнет по-другому. А еще бы салфетками обтерли, если в душ нельзя. Если госпиталь, почему нет боли? Обкололи?»

Он прислушался к себе. Ничего не ныло, не болело. Не было и характерного для анальгетиков ощущения потери осязания. Свое тело ощущал он целиком – от макушки и до пальцев на ногах. «Плен? – раздалось в голове. – Держат где-нибудь в подвале?» Мысль мелькнула и пропала – это невозможно. Чтоб Попасную отдали или даже уступили улицу… После продолжительных боев город взяли быстро и уверенно. Драпали укропы, все бросая. Его рота зачищала городской квартал, когда их накрыли «Градами»[2]… По Попасной били из всего, что было – не могли смириться с поражением. И плевать укропам на гражданских: «сепары» для них не люди. Николай успел расслышать подлетавшую ракету, но укрыться не успел. Если даже вдруг контузило, парни не могли оставить командира…