Тот, кто следовал за мистером Рипли

Том отправился к себе, где ему предстояло провести час за скучнейшим занятием – приведением в порядок счетов за очередной месяц, чтобы затем вручить их своему бухгалтеру, вернее, не своему, а тому самому Пьеру Сольвею, который занимался финансами папаши Плиссона. Разумеется, счета обоих – августейшей особы Плиссона и Тома – велись отдельно, однако Том был доволен уже тем, что не ему, а Плиссону приходилось оплачивать услуги бухгалтера, а также тем, что старикан относился к финансовой политике Тома с одобрением: уж конечно, этот пройдоха уделял часок-другой, чтобы проглядывать его отчеты!

Суммы, которые Плиссон выделял своей дочери, налогами не облагались, так как передавались наличными. Те десять тысяч франков, то есть при хорошем курсе около двух тысяч долларов, которые поступали Тому от компании Дерватта, тоже проходили мимо носа налоговой инспекции – они поступали из Швейцарии в виде чеков, поскольку до того «отмывались» через Перуджу, где находилась художественная школа имени Дерватта, хотя кое-что поступало прямо от продаж Бакмастерской галереи. Кроме того, Том имел десять процентов прибыли от продаж продукции магазинов сети «Дерватт»: подрамников, шпателей, мольбертов и прочего; но в любом случае переправлять деньги из Италии в Швейцарию было гораздо безопаснее, чем из Лондона прямо в Вильперс. Помимо всего этого, были еще отчисления от дарственной на имя Тома от Дикки Гринлифа – в виде ценных бумаг. Первоначально эта сумма составляла около четырехсот, но теперь возросла до восемнадцати сотен долларов ежемесячно. Как это ни странно, с этих денег Том честно выплачивал довольно кругленькую сумму, взимаемую в США. В этом была своя ироническая справедливость, поскольку дарственная была поддельной: Том сам «завещал» себе эти ценные бумаги, и подпись, которую он поставил в Венеции под документом после смерти Дикки, была им тоже подделана. Если все это подсчитать, то выходило, что содержание Бель-Омбр обходится ему просто в копейки.