Почти цивилизованный Восток

– Неприличный?

– Маменька полагает, что да. На самом деле, будь она мужчиной, многого добилась бы.

Эдди хмыкнул. И промолчал.

Пока.

Потом он очнулся уже за столом, осознав, что сидит и ест. И сидит давно. Ест… кажется, тоже давно. И что рядом сидит Берти.

И отец Берти.

И женщина в темном платье, чем-то весьма напоминающая матушку, должно быть взглядом, полным печали и мягкого упрека.

– Извините, – сказал Эдди, проглотив кусок чего-то сочного и кислого. – Сил много пришлось потратить, и… вот.

Слабое оправдание.

Женщина мяла в руках кружевной платок. И синие глаза ее полнились слезами.

– Бертрам сказал, что вы… вы ее видели?

– Видел. – Плачущие женщины всегда ввергали Эдди в состояние, близкое к ужасу. – Не совсем ее. Дух. Ее дух покинул тело.

– Опять… – выдохнула женщина.

– Мама! – с упреком произнес Бертрам.

– Да, да… прошу прощения… я… она… моя дочь…

– Она жива, – поспешил заверить Эдди. – Напугана, но жива.

Бертрам с отцом переглянулись.

– Пока она находится в относительной безопасности.