Мой первый, мой истинный

Жрица и отец жили в отдельной хижине: большой и похожей на людские дома с Чужой земли. Вервольфам такие ни к чему, они могут спать на земле, на траве, на песке. Но Сараси, как человека, такое не устраивало, и отец построил этот дом. Как символ своей любви.

Дэй поднялся по ступенькам на крыльцо и вошел в дом. Единственное, что делало его похожим с остальными жилищами джайо – отсутствие двери. Да и зачем они? Это людям нужны двери, чтобы никто к ним не забрался. Вервольфы уважают чужое пространство и без приглашения в чужую хижину не зайдут. А двери только помеха зверю в волчьем обличии.

На этом сходство с простыми хижинами джайо заканчивались. Пол здесь был устлан широкими ороговевшими листами дерева бамбу, из них же отец сделал мебель: кровать и кресла. Вместо костра – сложенный из круглых камней камин. Жрица как раз сидела в кресле возле камина и с улыбкой наблюдала за играющим рядом на полу младенцем, сыном Кэлом.

Но, стоило Дэю войти, Сараси сразу поднялась ему навстречу.

Жрицу невозможно было спутать ни с одной женщиной, живущей на архипелаге. Джайо отличаются черными гладкими волосами и черными раскосыми глазами, смуглой кожей, силой и ростом. У Сараси же волосы будто горящее пламя, а взгляд на контрасте ледяной, и даже улыбка его не смягчает. Кожа у нее вся в мелких пятнах, как у дикой кошки в джунглях, поэтому жрица не любит солнце и прячется от него. Она чужая, другая, и это еще одна причина неприязни Дэя. Но она нужна ему, чтобы провела церемонию для них с Юмали. Зверь внутри рычит от подобных компромиссов и встает на задние лапы, но Дэй не позволяет ему лишней свободы. Свобода будет потом.