Корень зла среди трав

Она тогда бросила ему в лицо: Хорек! Словно отвесила оплеуху. И выругалась по-немецки. Она никогда не ругалась на русском, а лишь на французском, немецком и английском. Ее особый неповторимый «шарм», она им кичилась… Мамаша… маман… не любившая его, предавшая его ради ненавистного отчима!

– У меня давно своя жизнь, – отрезал Кирилл Гулькин. – Мама и отчим существовали автономно. Мы не вмешивались в дела друг друга.

Он уже не рыдал. Клавдий Мамонтов видел – он внутренне собрался и готов к дальнейшим вопросам.

– Дача принадлежит вашей матери? – спокойно уточнил полковник Гущин. – Нам сказали, что ею владел ваш отчим.

– Это его дача, а после его смерти мать ее унаследовала. Но пока документы еще не оформлены.

– Сказали еще, что отчим был художником. Но мы во время осмотра не нашли ничего, свидетельствовавшего о его профессии. Кроме граффити на заборе снаружи. Может, на дачу влезли воры в поисках его картин, работ?

Кирилл Гулькин впервые за весь разговор криво усмехнулся.

– Художник он малоизвестный. Вы слышали про гения Юрия Авессоломова? Нет. Ну и я нет. До болезни он много лет сотрудничал с издательствами как иллюстратор. Затем вообще не работал, болезнь его пожирала изнутри. У него раньше имелась художественная мастерская на складах у Савеловского вокзала, он снимал помещение. Там и творил. Но заболев, он расторг договор аренды, ликвидировал свое ИП, а работы передал безвозмездно в какой-то столичный фонд. Они сначала не особо заинтересовались, даже задаром, но потом прислали «газель», вывезли все подчистую. Он не Бэнкси и не Магритт. Рисовал картинки к книжкам, даже комиксами не брезговал. А в Сарафанове никогда никаких картин его не водилось, и, даже если бы остались, воры на них не позарились бы. Никому не продашь. Никто не купит.