Посмотри, отвернись, посмотри

– Герман Ильич!

Никто не отозвался.

– Герман, елки-палки!

Я щелкнула выключателем и увидела себя в зеркале. Всклокоченные волосы, диковатый взгляд. На щеке – царапина.

Свет из крошечной прихожей рассеивал темноту в кабинете. Я заглянула туда и увидела Грекова.

Частный детектив лежал в кресле, будто отдыхал. Рану на его шее в сумраке можно было бы принять за очень широкую ухмылку – от уха до уха.

Сердце у меня как будто выключилось, а потом забилось очень быстро: тук-тук-тук-тук. Словно поезд побежал по шпалам. Поезд через реку Бердь.

Я заставила себя включить свет. Никогда еще мне не было так страшно. Светильник вспыхнул, и стало видно, что и серая рубашка Германа, и стол, и документы на столе, и даже раскуроченный системный блок компьютера – все залито его кровью.

Ехал Грека в вагончике над рекой. Увидел рака. Высунулся из окна глупый Грека, склонился над водой, и рак распорол ему горло своей клешней. Поезд едет – тук-тук-тук – и мчит мертвого Греку все дальше.

Веки Германа были прикрыты. Если б он смотрел на меня, я бы, наверное, потеряла сознание на пороге комнаты.