Егерь императрицы. Гвардия, вперёд!

Князь откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

– Нездоровится мне. Сил никаких нет.

– Вызвать врача, ваша светлость?! – вскочил на ноги фон Оффенберг. – Вам плохо?

– Не нужно врача, – покачал тот головой. – Тут болит, Генрих, тут, душа. Тело что, оно заживёт, рана затянется, а вот когда на сердце пусто и ничего нельзя исправить, вот тогда страшно. К чему теперь всё это? Для чего все мои труды? Кто сие оценит?

– Потомки, Григорий Александрович, – промолвил чуть слышно барон. – Как же современнику и всю громаду свершённого вами оглядеть?

– Потомки, – вздохнул князь. – А как оно до них дойдёт? Опишут ведь борзописцы, как надо временщикам, исказят в своих памфлетах и виршах. Уже сейчас при дворе за дурной тон почитают упоминать моё имя. Императрица что, у неё своих дел громадьё, ещё и в эти дрязги лезть. Там своих пакостников сейчас хватает. На покой мне надо, вот только бы с переговорами закончить. Поселиться в Новороссии у самого моря. Среди разбитого сада и виноградников во дворце просыпаться… Ладно, – он тяжко вздохнул и, макнув перо в чернильницу, расправил лежащий свиток бумаги. – Я своё слово держу, ты меня, Генрих, знаешь. Представления на подполковника этому Егоровскому майору и на «Владимирский крест» уйдут в Санкт-Петербург курьером сегодня же со всеми бумагами по недавнему делу. В письме государыне я поведал о нём, так что в милости она не откажет. Всех молодцев у шатра построил?