Пещера

Но всегда узнает.

Мышцы, ведающие дыханием, успели сократиться.

Выдох…

Прорванная поверхность воды колебалась, и брызги, если бы они были, все еще висели бы в воздухе; но сааги не поднимают брызг.

И никогда не промахиваются.

Этот – промахнулся.

В ту сотую долю секунды, когда челюсти смыкались – копытца сарны скользнули по гладкому камню. И рефлекторно она совершила движение, до которого ее парализованная ужасом головка не додумалась бы никогда. Да просто не успела бы.

Она отшатнулась – и челюсти саага, идеально устроенные орудия для перегрызания шей, сомкнулись не там, где следовало.

И вместо горячей крови в пасть хищнику хлынула густая, пышная, жесткая шерсть ее «манишки» – а эта сарна была особенно шерстиста.

Доля секунды – она видела прямо перед собой его мутные, бешеные, широко сидящие глаза.

Затем инстинкт, действовавший отдельно от ее желаний, сбросил шерсть. Оставил хищнику как выкуп. Как жертву. Все сарны умеют клочьями сбрасывать шерсть, и многие из них благодаря этому дольше живут.