Население: одна

– Я собираюсь в центр. Наверное, вернусь только вечером.

Весь день она провела среди машин, женщин и детей, мастеря тряпичные короба из яркой ткани. Когда у нее уставала спина, кто-нибудь обязательно подмечал это и подходил размять ей плечи или сменить ее за швейной машинкой. Некоторое время Офелия сидела в проходе в мягком кресле-качалке и рассказывала сказки малышам. Это были не ее внуки, но она рассказывала сказки детям так давно, что это уже не имело значения. Слушая оживленные разговоры за работой и предположения о том, куда их отправят, Офелия почти позабыла, что никуда не летит. Женщины обращались к ней «сера Офелия» и спрашивали ее совета. Постепенно ей начало казаться, что она будет с ними всегда, что малыши всегда будут сидеть у нее на коленях, а женщины – жаловаться ей на семейные неурядицы или ссоры с соседкой.

И все-таки ночью, когда Офелия уже лежала в постели, ее кожа помнила ощущения от одежды поверх голого тела. Она ощупала живот и бока. Она стара… Так говорил ее внутренний голос – тот самый, который знал, что говорить в присутствии других женщин. Она стара, кожа ее покрыта морщинами, а все ее чувства остались в юности, когда она была влюблена сперва в Кейтано, потом в Умберто. Так говорил ее внутренний голос. Но другой, новый голос возразил ему: «Я остаюсь. Они улетят, а я останусь. Одна. И буду свободна».