Казя теперь труп

– Жуть какая. А раззыбится – это как?

– Это сложнее объяснить. Ты дом четко видишь?

– Ну… – Казя присмотрелась. – Да, четко. Только тьма-куст мешает.

Маня отрицательно покачал головой:

– Ты невнимательна. На самом деле сквозь стены уже проглядывает интерьер. Кроме того, в ветреную погоду все колышется, как если смотреть на отражение в воде. Брошенные дома постепенно становятся зыбкими и в конце концов могут раззыбиться.

– Типа развоплотиться?

– Типа того.

– Жалко, что дом бросили, – сказала Казя. – А если тьму-куст срубить, а в доме жить начать, можно будет его спасти?

Оказалось, в чужом доме жить нельзя, хотя заходить не возбраняется. Но это дом не спасет. А тьма-куст может обидеться, когда его начнут рубить, и перекинуться на твое жилье. Тогда и дом не спасешь, и себе хуже сделаешь. Тут как ни кинь, всё клин.

После тети-Таниного дома улица поворачивала вправо, и Казю ждал новый сюрприз: славный горбатый каменный мостик над пересохшим руслом речушки. Резиновое покрытие мостовой утопало в желтоватых камнях кладки. От моста веяло теплой вечностью. Живым этого не понять и не почувствовать. Но когда умираешь и перестаешь дышать, начинаешь воспринимать дыхание мостов, мостовых, скамеек… Маня сказал, что в дождливую осень и в любую весну речка оживает, так что надежная переправа необходима. В целом климат тут лучше, чем наверху, но всякое бывает.