Девочка с куклами

– Осенним, – поправил старика Феликс, разглядывая тлеющий кончик сигариллы. – В любое время года – осенним.

– Но осень поздняя: без ярких листьев и их запаха, лишь голые ветки тоскливые и небо едва светлее асфальта.

– Да…

С какой удивительной точностью описан мир, в котором нет Криденс.

– Но вам до осени далеко, Феликс, очень далеко. Не приближайте её и не отнимайте у себя то, что ваше по праву.

– А если осень ранняя?

– Никогда, – качнул головой старик.

– Иногда.

– Только если мы её зовём. Поверьте, Феликс, я знаю. Я видел. И знаю, к чему это приводит.

– Просто осень наступит чуть раньше.

– И ещё быстрее закончится, уступив место лютой зиме. А из зимы невозможно вернуться. И однажды вы поймёте, что большую часть жизни провели на осеннем бульваре в одиночестве ожидания смерти. Разве это правильно?

– Мы проводим всю жизнь в ожидании смерти.

– Вижу, вы достаточно зрелый человек, Феликс. Но именно достаточно, а не зрелый. Как вы примете смерть, если ждали её десятилетия?

– С облегчением.

– А должны – с ужасом. Вас должно трясти от страха при одной только мысли, что прекрасная жизнь, полная достижений и взлётов, шуток и веселья, дружбы и любви – закончилась. И вы не знаете, что будет дальше. Ужас – вот единственная нормальная реакция при встрече со смертью. Унылая покорность оставляет равнодушным, а дикий страх – наполняет эмоциями.