День не задался

– У тебя с головой, лейтенант, как, всё в порядке?

– Как бы «Да!»

– Ты из какого полка?

– 13 ИАП КБФ.

– Если бы эти бумаги попали немцам, была бы полная задница! Возвращаешься домой. Следствие по тебе будет закрыто. Я распоряжусь, чтобы тебе дали У-2. Гаврилов! Что там у тебя по лейтенанту?

– Измена Родине. Не помнит никого из своего старого полка. Похоже на амнезию. Вроде бы контузия, но записей в медицинской книжке об этом нет.

– Лейтенант! Контузия была?

– Да, товарищ генерал, но я её скрыл. Списать могли.

Мерецков подошёл ко мне, посмотрел в глаза:

– Воюй, лейтенант! А это кто?

– Моя жена.

– Её за что?

– Не знаю, товарищ генерал. Она была снайпером 6 БрМП в Рамбове. Сейчас – оружейница 13 ИАП.

– Это теперь не 13 ИАП, а 4 гвардейский ИАП, товарищ гвардии лейтенант и гвардии главный старшина. Ещё раз спасибо, гвардейцы, что посадили самолёт.

Возвращение не было триумфальным. Мое место уже занято, моя землянка тоже. Охтеня сняли с должности, он последнее время много пил и перестал летать. Новый командир – из моего старого 5-го полка. Он меня помнит, я его не знаю. Возвращать меня на должность командира 4 эскадрильи он отказался. Самолёт мне не вернули. Я стал «безлошадным». Это совсем плохо. Самолётов нет, а болтающихся без дела лётчиков много. Жить нам стало негде. Люда поселилась в землянке оружейниц и крутила ручку машинки, набивая пулемётные ленты. Я бросил вещмешок в землянку 2 эскадрильи, меня направили туда рядовым лётчиком, и пошёл в штаб бригады. Романенко и комиссар Иванов выслушали меня, я показал сопроводительное письмо Особого Отдела 4 армии, рассказал о том, что случилось после прилёта обратно, и что у меня отобрали самолёт. Романенко снял трубку и приказал Михайлову прибыть в штаб бригады. Разговор у них шёл на повышенных тонах.