Прорвемся, опера!

Точно, близнецы бабы Маши, про это тоже нельзя забывать. Вскоре я понял, почему это вспомнилось.

Увидел белый «Москвич» отца на том месте, куда он иногда приезжал, чтобы купить пирожки. Торговля ещё велась. Высокая женщина, сидевшая на табуретке у стены, полезла в сумку на колёсиках. В ней стояла кастрюля, укрытая полотенцами, из которой пошёл густой пар. Сразу вкусно запахло жареным.

– Здорово! – отец меня заметил. – Успели с тобой, ещё свежие, горячие.

– Только сегодня испекла, – похвасталась продавщица.

– Здрасьте, баба Маша, – по привычке ляпнул я.

И зря. Высокая женщина выпрямилась и громко захохотала, показывая золотой зуб во рту.

– Какая я тебе баба Маша, Павлик! – она продолжила смеяться. – Мне сорок два всего, а ты сразу – бабушка! Вот, бери, полторы тыщи всего. Тебе с картошкой, как всегда? А тебе не дам, – тётя Маша посмотрела на собаку. – Тебе нельзя горячее.

Пёс недоумевающе заскулил, поднял уши торчком и помахал хвостом, а тётя Маша сунула мне большой пирожок, перед этим ловко завернув его в газетку. Но даже через бумагу он сразу обжёг пальцы.