Кощеева гора

Доставив княгиню в шомнушу и сдав служанкам, Торлейв обнял ее на прощание – сердце щемило от жалости к ней, – желая напомнить, что у нее все же кто-то остался. Эльга даже поняла его, но не имела сил ответить хотя бы взглядом. Торлейв обнял Браню, предложил посидеть с ней, но она покачала головой. Взгляд ее изменился: в этот день она из ребенка превратилась в женщину. До сих пор она жила под крылом матери, ни о чем не тревожась, но сегодня поняла, что пришел ее черед позаботиться об Эльге.

Перед уходом со Святой горы Мистина подходил к избе узнать, не желает ли Эльга его видеть, но Совка передала: все потом. Он уехал к себе, вместе с Лютом и сыновьями; по пути видел, что кияне на улицах смотрят на него новыми глазами. Простая чадь не была в Эльгиной гриднице и не слышала его беседы со Святославом, но по киевским горам уже разошлось мнение: грядет очередное столкновение молодого Перуна со старым Ящером. Третье и, статочно, последнее.

На другой день к Мистине приехал Хрольв Стрелок. Они знали друг друга уже лет тридцать, а год назад стали родней: Мистина высватал для Улеба младшую дочь Хрольва. С тех пор как пришли новости, они еще не виделись; оба одновременно получили вести о рождении общего внука и о смерти его отца. Почти молча выпили за мертвых и за живых, но и дальше разговор вязался с трудом. «Слава Перуну, Гримкель не дожил…» – бормотал Хрольв; Мистина не возражал, хотя думал, что при Гримкеле его старший сын не взял бы столько воли и не смел бы решать, кому из княжеского рода жить, а кому умереть. Не торопил, понимая, как трудно Хрольву выбрать, с кем он теперь. Может, за тем и приехал, чтобы выбрать…