Другой мужчина и другие романы и рассказы

Почему бы и ему не быть таким счастливчиком? Он позвонил в Берлин и Гамбург и сообщил о своей операции аппендицита. Но в ситуацию, в которой ему оставалось бы жить несколько месяцев, это вполне вписывалось: вначале, чтобы не пугать, сказать о слепой кишке, а правду раскрыть позднее и бережнее.

Он возвратился в Берлин и был таким же, как всегда, только чуть более тихим, печальным, отрешенным, порой погруженным в свои мысли – в точности таким, какими бывают отмеченные смертью. И потом он им это сказал. Он выдержал их испуг, их уговоры проконсультироваться с другими врачами, их беспомощное участие. Каждая спросила, что он теперь будет делать, и каждой он сказал, что будет продолжать жить, как раньше, что же еще. Но при этом он будет делать то, что важно, а на то, что не важно, махнет рукой. Будет писать картину. Будет сочинять эссе о мостах. Будет проводить время с детьми. И в самом деле, он поставил на мольберт новый холст, купил новую авторучку и начал строить планы с детьми.

Не то чтобы со всем этим он сам начал верить в реальность своей болезни. Но когда в один из уик-эндов, который он проводил в Гамбурге, Вероника накричала на него за то, что он после еды продолжает сидеть, вместо того чтобы заняться грязной посудой, он был возмущен. Как она, которая должна была верить, что у него рак, – как могла она требовать от него участия в домашних делах! Кроме того, шов действительно еще болел; и если бы ему вскрыли живот и потом зашили вместе со слепой кишкой и метастазами, шов не мог бы болеть сильнее, чем сейчас без всего этого. И слабость, и напряжение, и упадок сил он тоже ощущал.