Извращенная гордость

– Римо, – пробулькал Симеон. – Я никому не расскажу о том, что видел. Пожалуйста, умоляю тебя.

– Я тебе верю, – мягко произнес я. – Но ведь ты все запомнил.

Я вонзил нож глубже в его плоть, медленно, давая ему ощутить каждый миллиметр лезвия.

– Ты воображал, как войдешь своим грязным членом в ее киску?

Он забулькал снова.

Нож погружался все глубже ему в живот.

– Ты воображал, как загонишь в нее по самую рукоять?

Симеон выпучил глаза и едва дышал.

Я провернул нож, и он закричал снова. А потом я начал вынимать лезвие так же медленно. Ноги у него подкосились, и я позволил ему свалиться на пол. Он прижимал рану рукой и плакал, как трус. Умрет минут через пятнадцать. Наверняка он хотел умереть быстрее.

– Помнишь, что я сказал тебе о глазах и языке? Твой член к ним присоединится.

Я приблизил лезвие к его члену – и Серафина, ахнув, резко отвернулась.

Серафина

Я пыталась схватиться руками за белую плитку душа. Я не могла дышать. Ужас сжал мне горло мертвой хваткой. Ничто в том, как меня воспитывали, не готовило меня к такому. Ничто не могло бы подготовить. Я распадалась на части. Быстрее, чем могла себе представить.