Из меди и перьев

– Ты просто измотал мальчика, – говорила госпожа Руза сыну, которая наотрез отказывалась относиться что к сыну, что к его друзьям всерьез. Мальчишки они и есть мальчишки, а то, что оба давно выросли и стали самыми влиятельными людьми в городе, так это чем бы дитя не тешилось, главное, чтоб к обеду пришло. А к обеду Эберт-то как раз и не явился.

Безысходность, думалось южанину, а верить матери он наотрез отказывался. В горячем южном сердце Микаэля жила непоколебимая вера в идеалы дружбы, красоты, любви, верности – в общем, всего того, к чему так скептически относился его друг, а потому он лишь знал – Эберт его друг – друг его избегает – значит, что-то случилось. А вот что случилось, он и собирался выяснить. Для этого он был готов воспользоваться даже самым бессовестным оружием и заслать к нему Каталину – да только та решила не ко времени вспомнить о приличиях и наябедничать матушке. Была бы взрослой, отдал бы ее за рыцаря, и голова бы не болела. Ни у кого. У него в первую очередь.

Микаэль шел по залитой солнцем мостовой и даже не улыбался проходящим мимо девчонкам-служанкам с щечками, как спелые яблочки – настолько озадачен он был. Где-то в закоулках своего сознания он полагал только одно – что его друг наконец решил, что он человек и без памяти влюбился в торговку свечками. Он помнил тот странный разговор. Он тогда шутил, подначивал, смеялся, а Эберт лишь рассеянно молчал и просил не говорить Сольвег. Шут его разберет этого рыцаря. А девчонка была хороша. Чудо как хороша. Расцеловал бы и сам ее, если бы не Мадлена. А Мадлена ревнивая. С Мадленой, впрочем, у него тоже не было ничего вразумительного. Она просто ему эль наливала задаром.