Женщина на корабле

Голова болела чудовищно, подташнивало, в ушах пульсировало, словно кровь толчками билась в них, и очень хотелось пить. Во рту сухость, язык словно шуршал и отслаивался. В Леркином организме бушевало банальное северное похмелье, чем сильно страдают, даже выпив не очень много, и местные, и приезжие – воздух в высоких широтах разреженный, кислорода в нём меньше, чем на Большой земле. А потому похмельные страдания здесь весьма разнообразны по своим проявлениям. Они с Леной вчера здорово набрались – почти две бутылки коньяка приговорили, доза была практически неподъёмной. Лерка вставала с дивана, выходила на кухню, пила сок, воду, чай, но ни один напиток не приносил облегчения от жажды и головной боли, даже вкупе с таблеткой обезболивающего. Решила одеться и пойти в магазин – спастись можно было только чем-нибудь шипучим – минералкой, лимонадом или колой.

Ледяной ветер на улице так и не стих, – он проникал, казалось, под любую одежду, моментально сковывая холодом всё тело. Лерка брела по улице, поглядывая на таких же страдальцев, попадавшихся ей навстречу, и вспоминала солнечные пятна среди ветвей цветущей сливы, запах прогретой за день травы и бурлящую пенно-голубыми волнами реку за лодочным мотором. «Кой чёрт меня сюда принёс? В мае под тридцать морозы!» – такие мысли нет-нет да посещают любого северянина. Северяне рефлексируют по этому поводу часто, особенно во время полярной ночи, которая тянется несколько месяцев – тёмная, морозная под пятьдесят, с ледяными ветрами с океана. Апрельская оттепель и белые ночи несколько примиряют их с действительностью. Но потом наступает май. И, когда на Большой земле всё цветёт и радуется солнцу, здесь медленно, с пургами и холодными отступлениями, сходит снег, уступая место песку, который носится под ветром и проникает всюду – в глаза, в рот, таскается по квартире, забиваясь во все щели, и вычистить его даже с помощью пылесоса нет никакой возможности. Потом резко, едва ли не в один день, наступает лето, трава зеленеет прямо на глазах, деревья судорожно выпускают листья, и впору переобуваться из зимних сапог сразу в босоножки. Всё цветёт и плодоносит в рекордные сроки – моментально завязываются и вызревают морошка, брусника, голубика и черника, а если в июле было несколько тёплых дней с дождями, то и грибы – подосиновики и подберёзовики, называемые в народе красноголовиками, белые, моховики и сыроежки – гордо возвышаются в тундре на подстилке из белого ягеля среди карликовых берёзок и осинок, порой многократно превышая их в размерах. Собирать здесь грибы – одно удовольствие, не надо ковырять листья палкой, отыскивая под деревом затаившийся грибок. Всё на виду, и все на виду – что грибы, что люди. А когда в тундре зацветает иван-чай, то специально ездят смотреть на эти колышащиеся под ветром поля сиренево-фиолетового цвета. Единственная беда короткого северного лета – несметные полчища комаров и мошки, вездесущих, ненасытных. Пока не появились фумигаторы, спасения от этих кровососущих орд не было никакого – только марлечки на форточках. По вечерам молодёжь гуляла, обмахиваясь ветками – к утру в городе повсюду валялись пожухлые венички.