Обожжённая душа

Ладимира, видя, что заступаться за неё уже и некому, вернулась к костру, смотря в пламя, отрешилась. Плясал только неистово огонь в голубых холодных глазах, и на душе её творилось невесть что.

Обиделась знать, ну ничего, перебесится, пусть идёт в свой Орушь, только без него, не хватало ещё бабу тащить за собой.

– Даян наверняка что-нибудь для своей наречённой придумает, – с язвительностью ответил Пребран.

Ладимира вскинула на него взор и тут же отвернулась. Пребран фыркнул и, оставив воинов, отправился к седельным сумкам, сложенным у толстой сосны.

Подобрав из вороха вещей многопудовый свёрток медвежьей шкуры, Пребран скорчился – лихая пробежка дала о себе знать. Он и забыл, что рана не заживала, продолжала терзать его, раскраснелась вокруг кожа, загноился порез, и то обидно, что совсем неглубокое ранение, пустяковое, а столько мороки. Усмирив сбившееся дыхание и вспыхнувшую боль, княжич подхватил тюк, вернулся к очагу.

Ладимира с влажными дорожками на щеках, растрёпанная, в подранном кожухе и с разводами крови по рукам, всё так же сидела на своём месте, подобрав ноги, согнув в коленях – ещё не отошла от случившегося. А ведь, в самом деле, если бы не подоспели, волки могли бы разодрать девчонку, тогда никто из острога её бы не нашёл.