Дочь священника

– Но Дороти, дражайшая вы моя! Я же сказала вам, что видела это своими собственными глазами…

– Не хочу и слышать! Неприлично говорить о людях такие вещи! Да если б даже это было правдой, такое нельзя рассказывать. В мире и так довольно зла – незачем ходить и специально его выискивать!

– Выискивать… – вздохнула миссис Семприлл. – Дороти, дорогая, можно подумать, что кто-то хочет всё это видеть, что кому-то это нужно! Проблема в том, что не все могут закрывать глаза на тот ужас, который творится в нашем городе.

Миссис Семприлл всегда искренне удивлялась, когда её обвиняли в выискивании скандальных историй. Ничто не доставляет ей больше боли, – возражала она, – нежели зрелище зла человеческого. А оно так постоянно и лезет в её не желающие того глаза, и только неискоренимое чувство долга заставляет её придавать подобные дела огласке. Замечание Дороти вместо того, чтобы заставить миссис Семприлл угомониться, навело её на разговор о коррупции в Найп-Хилле в целом, где проступок Молли Фриман был всего лишь одним из примеров. Таким образом, от Молли Фриман и её шестерых молодых людей она перешла к доктору Гейторну, возглавлявшему медицинскую службу города, у которого в загородном отделении больницы было две медсестры с ребенком, а затем к миссис Корн, жене городского служащего, которую нашли в поле мертвецки пьяную с запахом одеколона, и далее, к викарию церкви Св. Видекинда в Миллборо, замешанном в грандиозном скандале с мальчиком-певчим, и всё дальше и дальше, от одного к другому. Ибо не было во всем городе, да и во всех его окрестностях, ни души, о которой миссис Семприлл не рассказала бы какой-нибудь гнусный секрет, если б вы послушали её подольше.