Дочь священника

Миссис Пайтер открыла дверь, неизбежно застревающую из-за перекоса дверной коробки, а потом, когда удается все-таки её развернуть, сотрясающую весь дом. Это была большая сутулая серая женщина, с редкими седыми волосами, в висящем мешком фартуке и шаркающих матерчатых шлепанцах.

– Никак это мисс Дороти, – проговорила она монотонным, безжизненным голосом, который, однако, нельзя было назвать недружелюбным.

Она обхватила Дороти своими большими, скрюченными руками. Суставы её рук, от возраста и бесконечного мытья посуды, были блестящими, словно очищенные луковицы. Наградив Дороти влажным поцелуем, она увлекла её в глубины своего неопрятного жилища.

– Пайтер на работе, мисс, – объявила она, когда они оказались внутри. – У доктора Гейторна – вскапывает для него цветочные клумбы.

Мистер Пайтер подрабатывал садовником. Им с женой было за семьдесят, и они являли собой одну из немногих истинно верующих пар в списке посещений Дороти. Жизнь миссис Пайфер можно сравнить с жизнью червя, переползающего с места на место. Шаркающими шагами, переходила она туда-сюда, испытывая ещё и постоянные страдания от растяжения шейной мышцы: потолочные дверные балки, перекладины у колодца, раковина, камин, крошечный садик у кухни, – всё было для неё слишком низким. На достойно убранной кухне было удручающе жарко, зловонно, и пропитано вековой пылью. В дальнем конце напротив камина из засаленных салфеток, положенных перед недействующей фисгармонией, миссис Пайтер устроила нечто вроде аналоя, венчавшегося олеографией распятия с вышитой бисером надписью «Смотри и молись» и фотографией мистера и миссис Пайтер, сделанной во время их свадьбы в 1882 году.[20]