Единственная для зверя
Зря я это сказал. Она скрутилась еще больше и заплакала. А у меня вся жизнь сжалась до этих секунд. Если я потеряю контроль, то впору ставить точку – не смогу себя простить. Хоть и не виноват, но не смогу. Эта – какая-то особенная, и не эти ублюдки ее мне подстроили, я ее сам подставил, будучи в звере. Тот старик сказал, что они заметили мой интерес.
– Успокойся, – заговорил снова. – Я не трону, не сделаю больно, обещаю…
Врал. Безбожно. Потому что если она задергается и не подчинится, больно будет…
Я прикрыл глаза, успокаивая дыхание, и отвернулся от нее, упираясь лбом в обжигающе холодные прутья. Она же тут замерзнет за ночь. Уже дрожит. Суставы пальцев прострелило от боли – так сжал прутья. В груди нестерпимо жгло от злости… Я выживу, твари. Вырвусь… А потом вы у меня все будете выть… умирая долго и мучительно… за каждый труп, что вы тут закопали… за каждый крик этой, пока что еще живой.
Ее всхлип выдернул из мрачных мыслей, и я выпрямился. Наплевал, что она отпрянула в страхе – смысла ждать не было. В два шага оказался рядом и подхватил на руки, но, вопреки ожиданиям, девочка не стала вырываться – оцепенела. Такая холодная! Я отнес ее на подстилку и усадил к себе на колени, вынуждая обнять меня ногами.