Четыре сезона. Сборник

Но в камере, когда наступила ночь, я снова почувствовал себя зэком. Сама идея показалась мне абсурдной, а созданные воображением картины – голубая вода и белый пляж – не столько глупыми, сколько жестокими. Они терзали мой мозг, как рыболовный крючок живую плоть. Нет, я был не способен носить невидимую одежду по примеру Энди. В эту ночь мне приснился огромный камень из вулканического стекла в центре зеленого луга, камень в форме наковальни. Я пытался сдвинуть его, чтобы достать спрятанный под ним ключ. Какое там, такую махину разве сдвинешь. А за спиной, все ближе и ближе, доносился захлебывающийся лай ищеек.

Ну вот, кажется, самое время поговорить о побегах.

Что ж, и такое случается в нашем дружном семействе. Правда, не через стену; через стену такой тюрьмы, как Шоушенк, только дурак полезет – прожектора всю ночь обшаривают поля с трех сторон и гнилую топь с четвертой. Те же, кто изредка рискуют перемахнуть через стену, попадают в луч прожектора или их задерживают позже, когда они голосуют на шоссе. А если удается избежать оживленных магистралей, легко попасть на глаза какому-нибудь фермеру, который не преминет позвонить в тюрьму. Через стену сигают те, у кого одна извилина – и та прямая. Шоушенк, конечно, не Кэньон-Сити, но в глубинке тоже не все так просто: арестант в серой робе, ковыляющий по чисту полю, весь на виду, как таракан на свадебном торте.