Аулия
Шло время, а аль-Хакум все скакал и скакал вперед, ведомый пением загадочной ночной птицы. Все, что случится в ту ночь, он будет вспоминать потом как странное смешение часов и минут: каждое колыхание конской гривы на ветру виделось медленным и четким, в малейших деталях, словно плавные движения руки танцовщицы. Но и взмах собственных ресниц казался ему медленным, повторяясь промежутками, в которые луна то появлялась, то вновь скрывалась за тучами. А пейзаж вокруг то изменялся, то вновь оказывался прежним.
Внезапно Рад встал как вкопанный и от ужаса громко заржал.
Аль-Хакум, ничего не понимая, изо всех сил принялся хлестать Рада кожаной плеткой, которая до этого момента, как и всегда, праздно свисала с его пояса, но конь не мог сойти с места. Он начал погружаться в песок, как будто песчаная дюна вдруг превратилась в трясину, – хотя и отчаянно изгибался, пытаясь вытянуть уходящие вниз ноги.
Аль-Хакуму передался страх его коня, и он, содрогнувшись, очнулся наконец от чар. Тяжело дыша, разглядывал он близкие кроваво-алые всполохи: странное красное облако, тяжелое и густое, постепенно обретало контуры. Пред ним выросли три демона, представшие в облике трех мощных великанов, пораженных проказой – их мертвенная кожа была сплошь покрыта струпьями. На их распухших, как у мертвецов, лицах, безносых и безгубых, горящими углями сверкали глаза. Зловоние разлагающейся плоти заполнило собой ночь.