Бес

И ни хрена этот яд из организма не выводится. Я с его привкусом во рту просыпаюсь и с ним же засыпаю, мечтая только об одном – когда-нибудь суметь сделать вздох полной грудью, с ощущением свободы, без этой расщепляющей на молекулы боли.

Она спит. Обессиленная уснула поперёк своей кровати. Прямо поверх покрывала. А я так уже больше двух часов, словно пёс верный, и от этой преданности своей жалкий, сижу возле клетки, вцепившись пальцами в стальные прутья верёвки, и на неё смотрю. Любуюсь. Психопат конченый. Просто смотрю, как дышит она. Сам себе запрещаю подойти близко. Потому что нельзя. Отвык организм от дозы её, приучать себя теперь к ней нужно помаленьку…иначе снова крышу снесёт. Если от одного взгляда на мерно поднимающуюся и опускающуюся грудь так колбасить начинает, что, кажется, прутья решётки ходуном ходят. А это я…это меня так колотит от запаха её одного. Твоя мать ведь не просто эксперименты ставила, девочка. Она ведь сверхчеловека создать хотела со звериным чутьём и выносливостью, без изъянов, идеальную машину для убийства, способную не жрать и не пить подолгу, свободную от любых зависимостей. У неё почти получилось. Не человек я. Вот только она просчиталась. Смешно. Я, когда понял это, долго хохотал над ней и над собой. Ошиблась она таки. Потому что оказался я повёрнутый на тебе, на запахе твоём, на цвете твоих глаз, который мерещится каждую сраную ночь вдали от тебя, и на звуке твоего голоса. Иногда глаза закрываю, и вижу, как смотришь на меня, а у меня от взгляда твоего нутро переворачивается, и ощущение, будто сам ожил, хоть и понимаю, что трупом давно по миру этому хожу. Я в такие моменты даже ладошки твои на лице своём ощущаю, и мне от них то тепло приятное греет, а то льдом кожу обжигает так, что приходится бежать в ванную и под кипяток вставать, чтобы отогреться. Недочеловек. Вот каким сделала меня эта одержимость тобой. Моя единственная слабость.