Обеты молчания

Господи, но ведь нужна, думала Кэт, застыв на месте, боясь ехать в хоспис, не желая знать, что происходит с Карин, и ощущая в воздухе последние следы аромата сожженных листьев.

Имоджен Хауз. Здесь тоже произошли изменения. Новое крыло было достроено, прежние старшие медсестры ушли на пенсию, пару других, которых Кэт хорошо знала, повысили, появилось несколько новых. Но Лоис за вечерней стойкой регистрации была все еще здесь, и она поприветствовала Кэт теплым взглядом и дружескими объятиями. Именно Лоис была первой, кого видели пациенты, прибывающие в хоспис ночью, – обычно настолько же восприимчивые, насколько и безнадежно больные. Лоис встречала родственников, которые были испуганы и расстроены. Она делала все, чтобы они почувствовали себя как дома в ее любящих и заботливых руках. Лоис всегда была улыбчивой и позитивной, но никогда – слишком веселой. Лоис помнила все имена и пыталась впитать в себя столько тревоги и страха, сколько могла.

– Карин Мак-Кафферти? – сказала Кэт.

– Поступила на прошлой неделе. Она отказывалась кого-либо принимать, но сегодня спросила, вернулись ли вы.