Гукюн

– Ну же, давай, вырывайся, плюйся, кусайся. Меня это всё не пугает, не отталкивает, ты во мне своей дикостью костры разводишь, – шумно внюхивается, носом вниз ото лба до подбородка скользит. – Скажи, как сильно ты меня ненавидишь. Скажи, как мечтаешь мою кровь пустить, – обхватывает ее губы зубами, оттягивает. – Скажи.

– Ненавижу, ненавижу, ненавижу, – Юна пытается, упершись ладонями в его грудь, его оттолкнуть, но Гуук даже на сантиметр не отодвигается. Юна брыкается, клацает зубами, пытаясь его укусить, но альфа откровенно над ней смеётся, издевается, не позволяет к себе приблизиться.

– Чтобы ты сдох, чтобы сгорел в аду, чтобы тебя четвертовали, чтобы на куски порезали. Я тебя так ненавижу, что сама бы это сделала, я бы тебя зубами разорвала, – рычит, на дне глаз Гуука огонь густой, тягучей, как смола, похотью заменяется. – Ненавижу, – уже несмело добавляет, испугавшись этой темноты в его глазах, и шумно сглотнув, умолкает.

– Не надоело навоз убирать? – Гуук зарывается в выемку меж ключиц. – Не надоело питаться похлёбками, спать на досках? – подбородок целует, вновь к губам возвращается. – Не надоело притворяться сильной? – с силой на губы надавливает, размыкает, целует жадно, пальцами вокруг запястий кандалы из синяков оставляет. Юна кусает, Гуук опять не удивляется.