Воображаемый враг: Иноверцы в средневековой иконографии

Справа от еврейской пасхальной трапезы изображена встреча Авраама и Мелхиседека – «царя Салимского… и священника Бога Всевышнего». Как сказано в Книге Бытия (14:17-20), тот вынес Аврааму хлеб и вино, благословил его и получил от него десятую часть имущества. В христианской традиции в этом событии тоже видели префигурацию евхаристии. Потому Мелхиседек – в епископской митре и с нимбом – держит в руке не обычный хлеб, а гостию, и перед ним на столе-алтаре стоит евхаристическая чаша. Подчеркивая еврейство Авраама, художник, работавший над этой рукописью, нарисовал на синем щите, который он держит, три серебряных юденхута. И это тоже не помешало изобразить вокруг его головы нимб – как у христианского святого[86].

Обе сцены – собрание иудеев вокруг пасхального агнца и встреча Авраама с Мелхиседеком – не противопоставляли иудаизм и христианство, а представляли Ветхий Завет как предвозвестие Нового. Тем не менее в средневековых изображениях еврейской пасхальной трапезы мог быть заложен и обличительный, зловещий посыл. Ведь жертвенный агнец в христианской традиции – это символ Христа, который сам принес себя в жертву во имя спасения человечества (Ин. 1:29). Потому сцену, в которой иудеи жарят и поедают агнца, порой толковали не (только) как ветхозаветную префигурацию евхаристии, но и как символ Страстей – мук, которым богоубийцы подвергли тело Богочеловека. Важно то, как именно на изображении выстроены отношения иудеев с агнцем и есть ли какие-то знаки того, что художник хотел показать насилие над Христом.