Владислав Ходасевич. Чающий и говорящий
- …Хорошо, что в этом мире
- Есть еще причуды сердца,
- Что царевна, хоть не любит,
- Позволяет прямо в губы
- Целовать. ‹…›
- Хорошо с улыбкой думать,
- Что царевна (хоть не любит!)
- Не забудет ночи лунной,
- Ни меня, ни поцелуев –
- Никогда!
Сам он был влюблен страстно и горячо:
Я читаю, перевожу, курю папиросы (это самое прекрасное из всего) – и сквозь все счастливая какая-то мысль, даже не мысль, а знание о тебе: что где-то есть ты. Это было бы почти счастьем, если бы не необходимость реального ощущения: видеть и целовать. Теперь еще больше, чем прежде, завидую твоей радости – быть всегда с собой. Милая, закрой глаза и поцелуй свою руку много раз (письмо от 26 июля 1910 года)[190].
В каком-то смысле эта любовь была более естественной и ясной, чем юношеская – к Марине Рындиной. Но как и у той, у этой любви не было будущего.
В это время Евгения еще была замужем за Павлом Муратовым. Муж, “безвозвратно-домашний и преданный”[191], вызывал у нее жалость, которая, однако, не могла перевесить “причуды сердца”, легкомыслие, жажду новых впечатлений. Сам же Муратов, как истый джентльмен, не позволял себе проявлять ревность и был корректен с поклонниками жены. Однако и в его жизни со временем появились новые увлечения, а отношения с Евгенией стали чисто дружескими. Муратовы подолгу жили в Петербурге и в Финляндии, Владислав проводил летние месяцы в Гиреево – разлуки лишь обостряли и укрепляли влюбленность. Развязка наступила только в 1911 году – и за многие сотни верст от Москвы.