Только правда и ничего кроме вымысла

– Большая любовь! – прошептал Керри, и собаки уткнулись мордами ему в шею, как трехмесячные щенки к животу кормящей матери, потому что были приучены вести себя по команде именно так. От них исходило такое приятное тепло, что Керри бы принял условный рефлекс за трогательную заботу, если бы не стальные челюсти в ложбинке под кадыком, рядом с яремной веной.

Он снова посмотрел в телевизор: человеческие кости на стальном столе.

– Останки женщины, – пояснил немец.

Процесс сканирования завершается, крупный план синей лазерной матрицы.

– Женщина из обеспеченной семьи. Возраст – примерно восемнадцать лет.

Снова ретроспективные кадры. Героиня на шелковой кушетке обедает у себя на вилле. Хрупкая красавица аккуратно смахивает крошки с губ мужа: нежный жест, отражение реальной любви актрисы. Джим точно это знал.

И дождливым июлем 1982 года ему довелось познать такое чувство. Настоящую, бескорыстную любовь, способную отдавать себя без остатка и ничего не просить взамен. Линда Ронстадт[5] была старше Керри на шестнадцать лет. Она прижимала его к своей смуглой груди, перебирала пальцами волосы и пела тоскливую мексиканскую песню о любви – Volver, volver. Звуки вибрировали в каждой клетке его тела.