• Так вот он, прежний чародей,
• глядевший вдаль холодным взором
• и гордый гулом и простором
• своих волшебных площадей, —
• теперь же, голодом томимый,
• теперь же, падший властелин,
• он умер, скорбен и один…
• О город, Пушкиным любимый,
• как эти годы далеки!
• Ты пал, замученный, в пустыне…
• О, город бледный, где же ныне
• твои туманы, рысаки,
• и сизокрылые шинели,
• и разноцветные огни?
• Дома скосились, почернели,
• прохожих мало, и они
• при встрече смотрят друг на друга
• глазами, полными испуга,
• в какой-то жалобной тоске,
• и все потухли, исхудали:
• кто в бабьем выцветшем платке,
• кто просто в ветхом одеяле,
• а кто в тулупе, но босой.
• Повсюду выросла и сгнила
• трава. Средь улицы пустой
• зияет яма, как могила;
• в могиле этой – Петербург…

• Столица нищих молчалива.
•  В ней жизнь угрюма и пуглива,
•  как по ночам мышиный шурк
•  в пустынном доме, где недавно
• смеялись дети, пел рояль
•  и ясный день кружился плавно, —
•  а ныне пыльная печаль
• стоит во мгле бледно-лиловой;
•  вдовец завесил зеркала,
• чуть пахнет ладаном в столовой,
•  и, тихо плача, жизнь ушла.

•  Пора мне помнится иная:
•  живое утро, свет, размах.
• Окошки искрятся в домах,
•  блестит карниз, как меловая
• черта на грифельной доске.
• Собора купол вдалеке
•  мерцает в синем и молочном
•  весеннем небе. А кругом —
• числа нет вывескам лубочным:
•  кривая прачка с утюгом,
•  две накрест сложенные трубки
• сукна малинового, ряд
• смазных сапог, иль виноград

• и ананас в охряном кубке,
• или, над лавкой мелочной,
• рог изобилья полустертый…
• О, сколько прелести родной
• в их смехе, красочности мертвой,
• в округлых знаках, букве ять,
• подобной церковке старинной!
• Как, на чужбине, в час пустынный
• все это больно вспоминать!

• Брожу в мечтах, где брел когда-то.
• Моя синеющая тень
• струится рядом, угловато
• перегибаясь. Теплый день
• горит и ясно и неясно.
• Посередине мостовой
• седой, в усах, городовой
• столбом стоит, и дворник красный
• шуршит метлою. Не горя,
• цветок жемчужный фонаря,
• закрывшись сонно, повисает
• на тонком, выгнутом стебле.
• (Он в час вечерний воскресает,
• и свет сиреневый во мгле
• жужжит, втекая в шар сетистый,
• и мошки ластятся к стеклу.)
• Торчит из будки, на углу,
• зеленовато-водянистый
• юмористический журнал.
• Три воробья неутомимо
• клюют навоз. Проходят мимо
• посыльный с бляхой, генерал,
•  в носочках лунных франт дебелый,
•  худая барышня в очках;
•  другая, в шляпе нежно-белой
•  и с завитками на щеках,
• чуть отуманенных румянцем;
•  газетчик; праздный молодец;
•  в галошах мальчик с пегим ранцем;
•  шаров воздушных продавец
• (знакомы с детства гроздь цветная,
•  передник, ножницы его).
•  Гляжу я, все запоминая,
•  не презирая ничего…

•  Морская улица. Под аркой,
•  на красной внутренней стене
• бочком торчат, как гриб на пне,
• часы большие. Синью жаркой,
•  перед дворцом, на мостовой
• сияют лужи, и ограда
•  в них отразилась. Там, вдоль сада,
•  над обольстительной Невой,
•  в весенний день пройдешь, бывало:
•  дворцы, как призраки, легки,
•  весна гранит околдовала,
•  и риза синяя реки
•  вся в мутно-розовых заплатах.
•  Два смуглых столбика крылатых
•  за ней, у биржи, различишь.
•  Идет навстречу оборванец:
•  под мышкой клетка, в клетке чиж;
•  повеет Вербой… Влажный глянец
•  на листьях липовых дрожит,
• со скрипом жмется баржа к барже,
• по круглым камням дребезжит
• пролетка грязная, – и стар же
• убогий ванька, день-деньской
• на облучке сидящий криво,
• как кукла мягкая… Тоской
• туманной, ласковой, стыдливой,
• тоскою северной весны
• цветы и звуки смягчены.

• Да, были дни, – но беззаконно
• сменила буря тишину.
• Я помню, город погребенный,
• твою последнюю весну,
• когда на площади дворцовой,
• махая тряпкою пунцовой,
• вприсядку лихо смерть пошла!
• Уже зима тускнела, мокла,
• фиалка первая цвела,
• но сквозь простреленные стекла
• цветочных выставок протек
• иных, болезненных растений
• слащавый дух, подобный тени
• блудницы пьяной, и цветок
• бумажный, яростный и жалкий,
• заместо мартовской фиалки,
• весной искусственной дыша,
• алел у каждого в петлице.
• В своей таинственной темнице
• Невы крамольная душа
• очнулась, буйная свобода
• ее окликнула, – но звон
• могучий, вольный ледохода
• иным был гулом заглушен…

• Неискупимая година!
• Слепая жизнь над бездной шла:
• за ночью ночь, за мглою мгла,
• за льдиной тающая льдина…
• Пьянел неистовый народ.
• Безумец, каторжник, мечтатель,
• поклонник радужных свобод,
• картавый плут, чревовещатель, —
• сбежались все; и там и тут,
• на площадях, на перекрестках,
• перед народом, на подмостках
• захлебывался бритый шут…

• Не надо, жизнь моя, не надо!
• К чему их вопли вспоминать?
• Есть чудно-грустная отрада:
• уйти, не слушать, отстранять
• день настоящий, как глухую
• завесу, видеть пред собой
• не взмах пожаров в ночь лихую,
• а купол в дымке голубой,
• да цепь домов веселых, хмурых,
• оливковых, лимонных, бурых,
• и кирку, будто паровоз
• в начале улицы, над Мойкой.
• О, как стремительно, как бойко
• катился поезд, полный грез, —
• мои сверкающие годы!
• Крушенье было. Брошен я
• в иные, чуждые края,
• гляжу на зори через воды
• среди волнующейся тьмы…
• Таких, как я, немало. Мы
• блуждаем по миру бессонно
• и знаем: город погребенный
• воскреснет вновь, все будет в нем
• прекрасно, радостно и ново, —
• а только прежнего, родного,
• мы никогда уж не найдем…

<июль 1921>