Стёжки-дорожки

– Вот умеете вы, я погляжу, истину за хвост подцепить. Вы точно не учитель? Или может, эта, из психологов?

– Я библиотекарь.

– Ага, оно и видно.

– Не клеится у нас разговор опять, – женщина придвинулась к холодной оргалитовой стене купе, подтянула колени к груди и подтянула повыше одеяло.

– Да, сидел я. Нехороший я человек, жизнь моя тому доказательство. Альбина молчала. Сердце будто пропускало удары. Ладошки вспотели. – Дамочка, не бойтесь. Не маньяк я, – усы его растянулись в улыбке, оголив неровный ряд зубов и скол на верхнем резце. – Знаете, горячий был, охочий до справедливости. Нёсся по трассе, а темень, ни одного фонаря километров тридцать. А шестьсот уже проскочил. Руль било. В сон клонило, думаю, надо остановиться. Покемарить. Гляжу, тачка. Задние габариты мигают. Притормозил, думаю, может, случилось что. А спереди машина гайцов. Без огней, не сразу и заметил гадёнышей. Ну уже тормознул, вышел. А курить жуть как хотел, сигареты кончились. Я в раскачку подхожу, стрельнуть – то, они меня не сразу заметили. Слышу, удары глухие, мат и стонет кто – то. Два здоровенных мусора, в смысле, гаишника, охаживают человека. Он лежит, уже и не дёргается. Может и виноват, так вы, суки, везите в отдел. А не вот так, в ночи, шакалье, убивать. Я закурить – то и попросил. А тот, что пониже сразу ко мне, фонарём светит в лицо, палкой машет перед носом. И нехорошо так мне ответил. Я зацепился. Мол, человека вдвоём, без суда и следствия, на трассе. А тот, как засипит, лежачий, помогите, мол, убивают. Деньги забрали. И тут второй на меня пистолет наводит. В упор наставил, дуло в лоб глядит. Я со службы пару точек не забыл, которые на раз вырубают, уложил отдохнуть того, что валыной размахивал. Проглядел, как второй перезарядил и пулю мне вогнал, в плечо навылет. Лежачий орёт, ползет по трассе. Упал я, не столько больно, сколько неожиданно. Тот наклонился, хотел руки заломить, рычит, угрожает. Не на того напал. Я силы не рассчитал. И одним ударом вырубил. Парня за тащил в тачку. И рванул. Довёз его до больнички. Даже не знаю, выжил, нет. Хотел бы узнать, руку пожать. Знаете, кому тюрьма – ад. А я там смысл нашёл. С батюшкой храм тамошний подлатали, начальник душевный был, работал там в столярке, профессию заимел. И вот выходить и смысла не было. А срок мне вкатали не маленький. За убитого мента. Да, вот так. Убийца я. Тяжело было по началу с мыслёй этой. А под конец срока сестра приехала на свиданку и говорит. Дочь у меня есть. Ирония какая, а? Мент тот убитый мной Калязинский. Ведь случилось всё здесь, в Тверской области. Его там где – то, на родине, похоронили. И дочь моя там. Кровинушка. Я и знать не знал. Была у меня девочка. Хорошая девочка. Три раза и виделись, один раз было, да в армейку ушёл. Ждать обещала. А спустя месяц и писать перестала. Я сбежал. Дурак. Ох, дурак. Но к лучшему оказалось. Сутки на перекладных от патрулей. Не знаю, что уж там случилось. Да и знать не хочу. Главное, дочь у меня, понимаете? Дочь. Смысл появился. Спасибо, дорогая соседушка, что молча, не перебивая, послушали. Жаль, что замужем ты. Под конец путешествия нашего уже и на ты можно. Согласна?