Идеалы осыпаются на глазах

А ещё – ещё Ксюша была взрослей всех них. Она никогда не опускалась до склок. Не игнорировала посиделки в лаборантской, но почти не разговаривала на них. Смотрела на одноклассников, как на несмышлёнышей, малышей. Нет, не смотрела даже; Ксюша всегда была дружелюбна, спокойна, помогала, если просили. Да, в ней был вайб стервозности; и все знали, что она гуляет с парнями в Пятахе; знали, что она уже целовалась, что даже жила с мальчиком. Всё это, вместе с крашеными волосами, кожаной курткой, платьями (не джинсами, как у прочих девчонок!), макияжем и причёской, – всё это вместе делало её королевой. А Софка рядом с ней выглядела цыплёнком – как и все остальные.

Всё это она вывалила Алине. Классная слушала молча; когда Софка закончила, они как раз проходили мимо кулинарии. Алина заглянула туда на минуту, а вернувшись, вручила Софке с Вадимом по пончику – жирному, сочному, в белой пудре.

Она ничего больше не сказала, никак не отреагировала. И в школе потом ничего не говорила и не вспоминала эту прогулку. Но почему-то стало легче; почему-то Ксюша перестала выбешивать так сильно; почему-то… почему-то будто бы побледнела на фоне других событий. Наступил ноябрь, пошли олимпиады, потом Софка не заметила, как подкатил Новый год, а в феврале ведь начинались научные конференции, и ещё были какие-то праздники, театральная постановка – Алина договорилась с городской театральной студией, и они, под руководством немного странной, вечно лохматой и грустной женщины ставили пьесу «В раю не надо цитрамона». Потом Ксюша ездила в санаторий на несколько недель, а когда вернулась – что-то щёлкнуло, и она вообще перестала бесить Софку. Софа свыклась с ней – как свыкаются однажды с новым цветом обоев. И всё.