Северная река

Он глубоко вдохнул, выдохнул и вошёл.

Комната была такой, как всегда, – просторной, с более высоким потолком, чем в комнатах прислуги. Паркет был серым от покрывавшего его слоя мелкой пыли. Камин заждался огня. У окон стоял рояль, выглядел он царственно, невзирая на пыль, заполнявшую пространство между окнами. Делани сел на крепкую широкую банкетку, откуда были видны кумиры Молли, портреты которых висели в рамках на стене. Мистер Бах, мистер Моцарт, мистер Брамс, мистер Скотт Джоплин, мистер Арнольд Шёнберг. В послевоенные годы он так часто уходил по вызовам, на больничные обходы или к лежачим пациентам, что она играла лишь только для своих маэстро.

Правая стена от пола до потолка была забита его и её книгами. Многие из его книг были на верхних полках, у самого потолка, некоторые ещё со школы, несколько дюжин – времён его довоенной учёбы в университете Джонса Хопкинса. Учебники были набиты тогдашним медицинским невежеством и сегодня превратились в бесполезный мусор, который невозможно продать даже старьевщикам с Четвёртой авеню. Но он не мог их выбросить. Когда-то он любил их и учился по ним. Сегодня они были чем-то вроде состарившихся учителей, время которых прошло. Затем его взгляд упал на нижние полки, полные сокровищ. Дикенс, Стивенсон, Марк Твен. Конрад и Голсуорси, Генри Джеймс и Эдит Уортон. На одной из полок Драйзер стоял в соседстве с Достоевским, и ему когда-то пришло в голову, что они ругаются друг с другом, и каждый преисполнен собственной правоты. Слева, не в силах их унять, стоял добрый доктор Чехов. Если повезёт, эти книги достанутся мальчику в наследство. Но кто научит его их читать?