Северная река

– Да, я еду. Может, во Флориду. Надо подзагореть.

– У тебя есть медсестра в этой карете? Повязки-то надо менять дважды в день.

– Да, она внизу, в кухне. Я украл её из больницы святого Винсента на шесть месяцев.

– Ты потащишь монахиню во Флориду?

– Она не монахиня. Ты думаешь, я сбрендил? Её зовут Стелла.

– Хочешь, чтобы я поговорил со Стеллой, прежде чем вы уедете?

– Мы позвоним с дороги, если понадобится совет, – он улыбнулся. – Возможно, она монахиня в гражданском платье. У неё круто получаются «Богородице дево, радуйся» и «Отче наш».

– Возможно, она спасёт твою душу, Эдди.

– Думаю, что уже поздно, – сказал он и засмеялся. Потом подмигнул. – Иисусе, не смеши меня, мать твою.

Пауза. Делани взял Эдди Корсо за руку.

– Я хотел тебя поблагодарить за… ну, ты знаешь…

– Заткнись ты, тупое ирландское отродье. Просто потрать на мальчика. И если тебе нужно что-нибудь ещё, ну, там, убить кого-нибудь, например, просто позвони. Я буду у бассейна.

Делани поехал обратно в Даунтаун на надземке, озираясь на поредевшую толпу пассажиров. Иногда в поездах он чувствовал себя как в реанимационном отделении. Слишком много людей, чтобы знать каждого. У каждого – история, которую он никогда не услышит, а ему довелось услышать историй печали побольше, чем большинству обычных людей. Он видел их в настоящем, но у каждого из них было и прошлое. Лучше всего закрыться, остановить воображение, обращаться с другими человеческими существами так, как он обращался с пациентами. Отгородиться от прошлого. Если уж приходится иметь с ними дело, то осторожно, а затем вытряхивать из памяти. Они могут исчезать, как слова песни, которые вспоминаются лишь отдельными фрагментами. Стóит беспокоиться лишь о друзьях и нескольких любимых людях, а остальных можно оставить на волю провидения, а дальше, как любил петь Большой Джим, всё будет, как с козой Пэдди МакГинти. Эта песня всегда смешила Молли. Песня из прошлого.