Гадкая, сладкая и любимая

Корделия глубоко судорожно вздохнула. Она варила приворотное зелье. Но он был тем, кто, похоже, купался в нем, ибо такая внешность была создана для того, чтобы проникать во сны, околдовывать и лишать рассудка.

Хэвейд умирал от скуки. От долгого неподвижного сидения у него ныло все тело. К тому же, маска, меняющая лицо, оказалась не готова, и ему пришлось весь вечер изображать приступы кашля и прикрывать лицо платком, чтобы скрыть несуществующую бледность. Под грудой одеял, в которые его закутали по приказу матери, было нестерпимо жарко. Спасал только разыгравшийся осенний ветер, неожиданно холодный и злой. Он выстужал разгоряченную кожу и нес с собой запахи сумеречной росы и прелой листвы.

Мать на время оставила его в покое и следила за соблюдением всех свадебных обрядов, отец весь вечер, как затаившийся в засаде хищник следил за матерью, а точнее за тем, когда она отвернется, чтобы хлебнуть лишнюю чарку свадебного вина.

В тот момент, когда Хэвейд размышлял, притвориться ли ему уставшим и сбежать с этой унылой свадьбы или все-таки досидеть до конца, торжество окрасилось новыми красками.