Красные часы

– Не стоило этого делать.

– Но я чуть-чуть только. Смотри, у меня есть полка для чудища и еще одна – для рыбы. А тут у меня мумия белки.

Жизнеописательница приглядывается.

– А белка настоящая?

– Да, но она умерла. Ну, это когда… – Бекс вздыхает, сцепляет ладони и смотрит снизу вверх. – Что такое смерть?

– Ну, ты же сама знаешь.

Оба они темно-русые, очень милые, все время чего-то хотят, иногда просто бесят и до странности похожи и не похожи на Сьюзен и Дидье. Дело не только в цвете волос – маленькие человечки словно вылеплены со своих родителей: у Бекс отцовские чуть запавшие глаза, а у Джона эльфийский подбородок, как у Сьюзен, на маленьких личиках отпечатались две генетические линии. Они желанные дети, плоды желания – сексуального в том числе, да, но, что еще важнее (во всяком случае, в нынешнюю эпоху контрацепции), желания воспроизвести себя. Дайте мне размножиться. Дайте мне жизнь, которую можно прожить снова, только лучше прежней. Дайте меня саму, чтобы холить и лелеять, только еще пуще. И еще раз, и еще, пожалуйста! Говорят, мы запрограммированы повторять самих себя. Желать семечка и землицы, скорлупки и яичка. Дайте ведерко и бубенец. Дайте коровку с выменем полным. И чтобы сосал малютка-телец – влажные глазки и носик упорный.