Двести третий день зимы

Обезбола хватило, чтобы оглянуться на здание института и вспомнить, как эта громадина – с главным корпусом, простоявшим полтора века, и с пристройками помоложе, со всеми арками, колоннами и витражами, – заставила Нюту сразу после школы подать сюда документы. А потом переводить дух после вступительного экзамена, сидеть во дворике, где еще журчал округлый фонтанчик и шелестела листьями акация, сжимая кулаки до белых костяшек: лишь бы взяли, лишь бы взяли. Взяли. На пять счастливых лет. А затем выперли. Когда же объявили зимовье, вуз быстро переквалифицировали в стратегически важный НИИ. Были кафедры, а стали отделы. Были преподаватели, а стали научные сотрудники разной величины. И Нюта снова оказалась во дворике. Всех, кто выпускался в недавнем прошлом, пригласили на собеседование. Возможности отказаться не предусматривалось. Фонтан тогда уже заколотили, акацию срубили, чтобы не занимала место. А костяшки на кулаках побелели уже от холода. И мысли метались другие: лишь бы не взяли, лишь бы не взяли. Взяли. Ходи теперь тут, запинайся о снежные заносы, таскай отчеты, грей дыханием опытные саженцы. Ты же этого хотела. Нет, не этого. Но кто теперь спросит?