Двести третий день зимы

Нюта не сомневалась в том, что тоненькие самокрутки и перемолотый в труху нюхательный табак, собранный в аккуратные горки и пронумерованный, выставлены для публики. Нужно же показать уважаемым инвесторам из Партии холода, что мы не просто так растрачиваем бюджет.

– Внутренний рынок табачных изделий мы планируем восстановить не позднее третьего квартала следующего года, – разливалась обещаниями Савушкина.

У Нюты даже зубы свело. Рассчитывают они, да? На такие временные промежутки? Пока полным ходом идут восстановительные работы, пока снег валит и валит, пока Димасик отмораживает руки и знает, что никто не даст ему согреться, потому что тепла нет и не предвидится, они тут рассчитывают больше года восстанавливать табачный рынок. Лучше бы смену времен года восстановили, идиоты. За такие мысли, оформленные в слова, Нюту посадили бы в морозильную камеру на срок от трех до пятнадцати лет. Благо, за мысли без слов пока не сажали. Но к третьему кварталу следующего года вполне могут начать.

Нюта потянулась к столику, схватила крайнюю тонкую самокрутку и сунула в карман. Просто назло. И направилась к выходу. Взяла куртку, накинула на плечи. Нырять из оранжереи в мороз было мучительно. Разгоряченные щеки тут же защипало. Вот и ветер поднялся. Пуховик зашлепал пустыми рукавами по Нютиным ногам – будто досматривал. Еще чуть-чуть, и попросит строгим, сдержанным тоном: карманчики выверните, пожалуйста, ага, это что у нас, откуда это у нас? А это у нас из биопочвенного института вынесено. Безо всяких на то оснований. Снег снова начал сыпать мелкой колючей крошкой. Нюта шла через него и улыбалась. Сделать что-то назло оказалось очень приятно.