Седина в бороду, говоришь?

– Как… Как так, Инна? Илья и Женя знали, что Матвей… загулял?

Ужас был всеобъемлющим. Он стал отражением того, что бушевало внутри меня. Он откликнулся эхом на мои дикие страдания, которые разрывали душу в клочья.

Ответить я не успела, в дверь позвонили. Это не мог быть Голиков, но я предполагала, кого увижу, когда открою.

И точно, стоило мне добрести до прихожей и отпереть, на пороге я увидела сына.

– Илья знал, Варя, – обернувшись, крикнула я в сторону кухни. – И сейчас сможешь спросить у него обо всём сама.

Взглянув на сына снова, я увидела, что он побледнел чуть ли не до синевы. Судорожно сглотнул и прошептал:

– Мам…

Больше ничего говорить не стал – достаточно было этого одного слова, чтобы я вновь ощутила ком в горле.

Передо мной стоял молодой мужчина, который был для меня всем. Я готова была отдать ему всю себя, всю свою нежность, всё тепло. А он взял их, как и полагается ребёнку, а назад швырнул пригоршню предательства, щедро сдобренного дурнопахнущим дерьмом.

– Проходи, Илья… У меня Варя, она очень интересовалась, как так вышло, что ты был в курсе измен твоего отца и стоял на его стороне, – проговорила я ровным голосом.